Оскар Уайльд. Об украшении жилищ (Красота в доме) (читать онлайн)

House Decoration - Об украшении жилищ (Красота в доме)

В моей прошлой лекции я дал вам понятие об истории английского искусства. Я попытался проследить влияние Французской революции на его развитие. Я коснулся того, чем были песни Китса и школа прерафаэлитов, но я не считаю, что движение, которое я называю английским Ренессансом, нуждается в палладиуме, пусть самом благородном, или в том, чтобы укрываться за именем, пусть самым почитаемым. Корни его следует искать в минувших днях, а вовсе не в воображении трех-четырех молодых людей, как полагают некоторые, хотя, пожалуй, трудно отыскать что-либо лучше воображения трех-четырех молодых людей.

Когда я в прошлый раз беседовал с вами, я еще почти не видел образчиков американского искусства, за исключением дорических колонн и венчающих печные трубы псевдокоринфских капителей, которыми украшены ваш Бродвей и Пятая авеню. С тех пор я поездил по вашей стране, побывал, по меньшей мере, в пятидесяти-шестидесяти городах и нахожу, что ваш народ нуждается не столько в высоком искусстве, сколько в том, которое преображает предметы домашнего обихода в священные сосуды. Поэт будет петь, а художник писать картины, хулит ли его свет или восхваляет. Он обитает в собственном мире и не зависит от других людей. Но мастер- ремесленник подчинен вашему вкусу и вашему мнению. Он нуждается в том, чтобы его поощряли и чтобы вокруг него была красота. Ваш народ любит искусство, но недостаточно чтит мастера-ремесленника. Бесспорно, тем миллионерам, которые для удовлетворения потребности в прекрасном могут грабить Европу, ни к чему поддерживать подобных мастеров в собственной стране. Но я обращаюсь к тем, чья любовь к красивым вещам превосходит их денежные средства. Главная беда, которую я наблюдал повсюду, заключается в том, что ваши ремесленники не ищут благородного изящества. Вас это не может оставить равнодушными, ибо Искусство — не игрушка и не прихоть, но непременное условие человеческой жизни.

В чем же смысл декоративности, сопричастной искусству? Для создателя красивой вещи она знаменует, во-первых, определенную ценность, а во-вторых, ту радость, которую он не мог не испытывать, сотворяя нечто прекрасное. Признак истинного искусства заключается вовсе не в безупречности или изящности отделки — на это способна и машина,— но в том, что вещь создана умом и сердцем подлинного мастера. Я вновь и вновь повторяю, что всякому изделию должна быть присуща красота в соответствии с его назначением. Пока мне не довелось побывать в некоторых ваших захолустных городах, я не представлял себе, что безвкусица может изготовляться в таких количествах. Повсюду я видел скверные обои с ужасным рисунком, и набивные ковры, и это давнее оскорбление для глаз — волосяной диван, тупая безликость которого всегда производит удручающее впечатление. Я видел нелепые люстры, машинного изготовления мебель, как правило палисандровую, которая уныло скрипела под весом вездесущего интервьюера, и эти чугунные печки с обязательными завитушками машинной работы и тоскливо-скучные, как дождливый день или еще что-нибудь не менее привычное и уродливое. Там же, где размах был особенно широк, печь венчали две погребальные урны.

Всегда следует помнить, что вещь, тщательно сработанную добросовестным ремесленником в соответствии с ее назначением, прошедшие годы делают только красивее и ценнее. Старинная мебель, которую мне довелось увидеть в Новой Англии, так же удобна и красива, как и двести лет назад, когда ее привезли туда первые поселенцы. Итак, вам следует породнить ремесленника с художником. Ремесленники не могут существовать и, уж во всяком случае, не могут процветать без такого сотрудничества. Разрушьте этот союз, и вы лишите искусство его духовного содержания.

Но при этом сделайте так, чтобы ремесленник был постоянно окружен прекрасным. Воображение художника не зависит от видимого и осязаемого. Вдохновение он черпает в собственных видениях и грезах. Ремесленник же должен видеть изящество и красоту и утром, уходя на работу, и вечером, возвращаясь домой. И кстати, уверяю вас, что благородство и красота формы никогда не порождаются праздной фантазией и беспредметными грезами. Такая форма — следствие долгих и благоговейных наблюдений. Научить этому невозможно. Найти же нужное выражение для нее способны лишь те, кто привык к изяществу убранства, к гармоничным сочетаниям цветов.

Пожалуй, особенно трудно создать достойную и радующую глаз одежду для мужчин. Как должны одеваться мужчины? Сами они утверждают, что их не интересует, как они одеты, и что это ни малейшего значения не имеет. Я решительно не могу согласиться с этим. Путешествуя по вашей стране, я почти не видел хорошо одетых мужчин, за исключением — и я заранее пожимаю плечами, представляя томное негодование ваших денди с Пятой авеню — золотоискателей на вашем Западе. Их широкополые шляпы, укрывающие лицо от солнца и защищающие от дождя, и плащи, которые остаются прекраснейшей одеждой всех времен, заслуживают искреннего восхищения. Их сапоги также удобны и практичны. Они носят только то, что удобно и поэтому красиво. Глядя на них, я с невольным сожалением думал о том времени, когда эти живописно одетые золотоискатели станут богатыми и уедут на Восток, чтобы вновь надеть на себя все уродливые изобретения нынешней ужасной моды. Эта мысль меня так огорчала, что я даже взял у некоторых из них обещание носить этот чудесный костюм и когда они окажутся среди толп вашего цивилизованного Востока. Но я не верю, что они сдержат обещание.

Сегодня Америке требуется школа прикладного искусства. Плохое искусство гораздо хуже, чем полное его отсутствие. Вы должны показать своим ремесленникам образцы хорошей работы, чтобы они научились понимать простое, истинное и прекрасное. Для этого вам следует устроить при таких школах музей — не очередное ужасное учреждение, где выставлено пропыленное чучело жирафа и две-три витрины с окаменелостями, но место, где были бы собраны образцы декоративного искусства разных времен и народов.[...]

У вас слишком много белых стен. Необходимы краски. Вам нужны художники, подобные Уистлеру, которые открыли бы вам красоту и радость цвета. Возьмите его «Симфонию в белом» — вам она, вероятно, представляется чем-то причудливым и странным. А ведь это совсем не так. Вообразите тихое серое небо с пятнами белых облаков, серый океан и три удивительно красивые фигуры в белом, склоненные над водой и роняющие белые цветы. Тут не надо ломать голову над сложным интеллектуальным замыслом, тут нет метафизики, которой в искусстве уже более чем достаточно. Но если простой и чистый цвет пробудит верный отклик, идея картины станет совершенно ясной. Я убежден, что по колориту и декоративности знаменитая «Павлиновая комната» мистера Уистлера превосходит все, что видел мир с тех пор, как в Италии Корреджо расписал тот чудесный зал, где по стенам танцуют маленькие дети. Незадолго до моего отъезда мистер Уистлер закончил еще одну комнату — утреннюю столовую в желто-голубых тонах. Светло- голубой потолок, панели и мебель желтого дерева, гардины на окнах белые с желтым узором — и когда перед завтраком на столе расставляют изящный голубой сервиз из тонкого фарфора, трудно вообразить что-либо одновременно и столь простое, и столь прелестное.

В большинстве ваших комнат я замечал один общий недостаток — отсутствие четкого цветового мотива. Предметы не сливаются в единый цветовой аккорд, как того требует вкус. Комнаты загромождены хорошенькими изделиями, но они никак не соответствуют друг другу. Ваши художники должны облагородить вещи, пока просто полезные. Я не замечал, чтобы в ваших художественных школах думали о том, как сделать, например, красивее сосуды для воды. Я не знаю ничего безобразнее нынешних кувшинов. А ведь разнообразными сосудами для воды, употребляемыми в жарких странах, можно было бы заполнить целый музей! Мы же вынуждены довольствоваться одним-единственным удручающего вида кувшином с ручкой на боку. Я не понимаю, почему мелкие тарелки необходимо украшать изображениями заката, а глубокие—лунными пейзажами. Не думаю, что утка становится вкуснее, когда ее подают на подобном великолепии. И к чему нам глубокие тарелки, дно которых теряется где-то вдали? В подобных условиях чувствуешь себя неуверенно и неловко. Между прочим, ни в одной вашей художественной школе не объясняют разницы между декоративным искусством и искусством образным.

Искусство должно опираться на простоту. От сердца зависит гораздо больше, чем от головы. Никакое обучение не рождает умения ценить искусство. Оно требует благоприятной, здоровой атмосферы. Источники вдохновения окружают нас так же, как окружали древних. Истинному скульптору или художнику нисколько не трудно найти необходимую натуру. Что может быть живописнее и изящнее работающего человека? Если художник пойдет на детскую площадку наблюдать за играющими детьми и увидит, как мальчик наклонился, чтобы завязать шнурки, ему откроются те же темы, которые вдохновляли древних греков. Подобные наблюдения и помогают создать произведения, опровергающие нелепое убеждение, будто духовная и физическая красота всегда раздельны.

Вашу страну природа, пожалуй, щедрее, чем какую- либо другую, одарила материалами, необходимыми ремесленникам-мастерам. У вас есть карьеры, мрамор которых по красоте значительно превосходит тот, которым пользовались греки для своих несравненных творений, но каждый день мне приходится видеть дом какого-нибудь глупца, использовавшего этот чудесный материал так, словно это вовсе не бесценное сокровище. С мрамором должны работать только подлинные мастера. Во время путешествия по вашей стране особенное ощущение серости вызывало у меня отсутствие резных украшений на домах. Резьба по дереву — самый простой из всех видов прикладного искусства. В Швейцарии босоногий мальчуган украшает отцовское крыльцо образчиками своего мастерства. Так почему бы американским мальчикам не превзойти своих швейцарских сверстников?

На мой взгляд, нет ничего более грубого по замыслу и вульгарного по исполнению, чем современные ювелирные изделия. Исправить это нетрудно. Прекрасное золото, скрытое в недрах ваших гор и рассыпанное по вашим рекам, достойно того, чтобы из него создавали нечто более красивое. Когда в Лидвилле я посетил серебряный рудник и подумал, что все это дивное сверкающее серебро превратится в безобразные доллары, мне стало грустно. Его следовало бы воплотить во что-то более вечное. Золотые ворота во Флоренции сегодня столь же прекрасны, как и в те дни, когда на них смотрел Микеланджело.

Наше общение с ремесленниками должно быть более непосредственным. Нельзя мириться с тем, что между ним и нами стоит торговец, который знает о своем товаре лишь то, что назначает за него цену много выше настоящей. Наблюдение же за работой мастера преподаст нам важнейший урок, показав, как благородны изделия, отвечающие своему назначению.

На прошлой лекции я говорил, что искусство создаст братство людей, подарив им единый язык. Я говорил, что под его благодетельным влиянием могут исчезнуть войны. Какое же место в таком случае должно занимать искусство в нашем образовании? Дети, растущие среди красивых, изящных вещей, научатся любить красоту и отвергать уродливое прежде, чем поймут, отчего это так. В доме, где главенствует грубость, посуда щербата, мебель исцарапана и неприглядна, но никому до этого и дела нет. Там же, где царят изящество и утонченность, мягкость и изысканность манер рождаются сами собой. В Сан-Франциско я часто посещал Китайский квартал и подолгу наблюдал за работой неуклюжего великана- китайца, копавшего землю. И каждый раз я любовался тем, как он пил чай из крохотной чашечки, тонкой, словно цветочный лепесток. А в ваших великолепных отелях, где тысячи долларов тратились на огромные зеркала в вызолоченных рамах и лепные колонны, кофе или шоколад мне подавали в чашках дюймовой толщины. Мне кажется, я заслужил чего-то более изящного.

В прошлом системы художественного воспитания придумывали философы, которые в человеке видели лишь помеху. Они пытались образовывать ум мальчиков, когда у тех его еще вообще не было. Насколько было бы лучше научить детей с этого раннего возраста использовать свои руки на благо человечества! Я устроил бы при каждой школе мастерскую и час в день посвящал бы обучению простым видам прикладного искусства. Для детей такой час был бы золотым, и вскоре вы вырастили бы поколение ремесленников, которое преобразило бы лик вашей страны. Но я видел в Соединенных Штатах всего одну такую школу. Находится она в Филадельфии, и основал ее мой друг мистер Лейленд. Вчера я побывал там и захватил с собой несколько работ, чтобы показать вам. Взгляните на эти два диска, вычеканенные из меди,— узор прекрасен, свободен от ненужной затейливости, и производят они самое приятное впечатление. Вычеканил их двенадцатилетний мальчик. А вот деревянная чаша, расписанная тринадцатилетней девочкой. Узор чудесный, цвета мягки и гармоничны. Эта прекрасная резьба по дереву — работа девятилетнего мальчугана. Создавая подобные вещи, дети учатся искренности в искусстве, ненависти к лжецам — людям, красящим дерево под железо, а железо под камень. Это наглядное воспитание морали. Научиться любить Природу легче всего посредством Искусства. Оно облагораживает любой полевой цветок. И мальчик, который видит, как прекрасна летящая птица, вырезанная из дерева или написанная на холсте, возможно, не швырнет традиционного камня в птицу живую. Нам необходима духовность в обыденной жизни...

Лекция 1882 г.